before the 9th or 10th century AD, after which they began to write in lowercase ordinary letters.
The semi-literate and illiterate monks who allowed this Bible to be taken away from them to the ends of the earth, by this very fact alone sufficiently demonstrated that they did not see in it any extraordinary antiquity. The considerations of Tischendorf (who, like the monks of St. Catherine, had a personal interest in attributing to the documents presented to the emperor the greatest possible antiquity) in no way prevent an impartial researcher from accepting for this copy a date much later than the sixth century, which is necessary so that it could contain the prophecies we have analyzed here, which, both in content and in astronomical calculations, undoubtedly belong to the middle of the fifth or even the beginning of the sixth century 1.
Upon careful examination of the Sinaiticus Codex in the manuscript section of the Public Library, my attention was first drawn to the fact that the parchment sheets This document is not at all frayed at the lower corners, not greasy or dirty with fingers, as it should be with a thousand years of its use in worship by the Sinai monks, who, like all Eastern monks, have never been distinguished by cleanliness. The objection made to me by one historian I know, that the monks, considering this book to be especially holy, always carefully washed their fingers before starting to read it, does not deserve the slightest attention, since first of all it contradicts the psychology of these people, who considered it an act of piety never to wash in their lives. Moreover,
1) In any case, one can only be surprised that the Leipzig Protestant professor of biblical paleography, the German Tischendorf, who had every opportunity to donate these manuscripts to his university, preferred to give them to Russia, which was far away from all cultural centers at that time, and to which it was extremely difficult for European scholars, given their lack of knowledge of the Russian language, to travel. from and the book itself shows traces of precisely the most careless handling of itself. While the middle sheets of parchment in it are completely new (in the sense of being unspoiled and uncluttered), all the first and last ones are torn and even lost. In general, any book that is rarely read, but often dropped on the floor, grabbed at random and used to cover vessels or as a press, acquires exactly this appearance in a few years. The binding of such a book soon breaks off, as was torn and lost in the manuscript now described, and the first sheets gradually come off and disappear, while the inner sheets, under the upper ones that cover them, remain almost completely undamaged. All traces of such treatment are also visible in the Sinaiticus Codex. In the phototypes taken from it, now published in England, the pages appear much dirtier than they really are, because even new parchment, photographed on a snow-white background of glossy paper, always appears grey and dirty. But even in such photographs it is easy to see that in this case the corners of the sheets are not at all frayed from thousands of readings, as should be the case if this book had been read even twice a year, during its more than a thousand-year existence.
During the last eight years of my life, in my scientific studies, I had to deal with books that had existed in the world for at least four hundred years, and their external appearance was definitely no newer than this codex, although they had been very little read before me: some were not even cut everywhere.
What seemed especially interesting to me in the Sinaiticus Codex was the internal condition of its parchment. Its leaves are very thin, beautifully crafted and, what is most amazing, have retained their flexibility, have not become fragile at all! And this circumstance is very important for determining antiquity.
Пророки.
17
до ІХ или Х вѣка нашей эры, послѣ чего стали писать строчными обычными буквами.
Полуграмотные и безграмотные монахи, давшіе увезти отъ себя эту Библію за тридевять земель, уже этимъ самымъ достаточно показали, что не видѣли въ ней необыкновенной древности. Соображенія же Тишендорфа (имѣвшаго, какъ и монахи св. Екатерины, личный интересъ приписать подареннымъ императору документамъ наибольшую изъ всѣхъ возможныхъ старинъ), ни въ какомъ случаѣ не мѣшаютъ безпристрастному изслѣдователю принять для этого экземпляра время много позднѣе VI вѣка, необходимое для того, чтобы въ него могли войти разобранные нами здѣсь пророчества, принадлежащія и по содержанію и по астрономическимъ вычисленіямъ, несомнѣнно, срединѣ Ѵ или даже началу VI вѣка 1.
При внимательномъ осмотрѣ Синайскаго кодекса въ рукописномъ отдѣленіи Публичной библіотеки мое вниманье прежде всего обратило на себя то обстоятельство, что листы пергамента у этого документа совсѣмъ не истрепаны на нижнихъ углахъ, не замуслены и не загрязнены пальцами, какъ это должно бы быть при тысячелѣтнемъ пользованіи имъ въ богослуженіи Синайскими монахами, никогда не отличавшимися, какъ и всѣ восточные монахи, чистоплотностью. Сдѣланное мнѣ возраженіе одного знакомаго историка, что монахи, считая эту книгу за особенно святую, всегда тщательно вымывали себѣ пальцы, приступая къ ея чтенію, не заслуживаетъ ни малѣйшаго вниманія, такъ какъ прежде всего противорѣчить психологіи этихъ людей, считавшихъ за подвигъ благочестія никогда въ жизни не мыться. Кромѣ того,
1) Во всякомъ случаѣ можно только удивляться, что лейпцигскій протестантскій профессоръ библейской палеографіи, германецъ Тищендорфъ, имѣвшій полную возможность подарить эти рукописи своему университету, предпочелъ отдать ихъ въ далекую по тому времени всѣхъ культурныхъ центровъ Россію, въ которую ученымъ изъ Европы при ихъ незнаніи русскаго языка было чрезвычайно трудно ѣздить.
отъ
и сама книга показываетъ на себѣ слѣды именно крайне неосторожнаго обращенія съ собою. Въ то время, какъ средніе листы пергамента въ ней совершенно новы (въ смыслѣ неиспорченности и незамусленности), всѣ начальные и послѣдніе оборваны и даже утрачены. Совершенно такой видъ получаетъ въ нѣсколько лѣтъ вообще всякая книга, которую мало читають, но часто роняютъ на полъ, хватая какъ попало и употребляя на покрышку сосудовъ или въ видѣ пресса. Переплеть такой книги скоро обрывается, какъ оборванъ и утраченъ и у описываемой теперь рукописи, и первые листы постепенно отрываются и пропадаютъ, въ то время, какъ внутренніе листы подъ прикрывающими ихъ верхними, остаются почти совершенно безъ порчи.
Всѣ слѣды подобнаго обращенія видны и на Синайскомъ кодексѣ. На снятыхъ съ него фототипическихъ изображеніяхъ, изданныхъ теперь въ Англіи, страницы кажутся много грязнѣе, чѣмъ онѣ есть въ дѣйствительности, потому что даже и новый пергаментъ, сфотографированный на снѣжнобѣломъ фонѣ глянцовитой бумаги, всегда покажется сѣрымъ и грязнымъ. Но даже и на такихъ снимкахъ нетрудно видѣть, что въ данномъ случаѣ углы листовъ совсѣмъ не обтрепаны отъ тысячъ чтеній, какъ должно бы быть, если бъ эту книгу читали хоть два раза въ годъ, въ продолженіе болѣе чѣмъ тысячелѣтняго ея существованія.
Въ послѣднія восемь лѣтъ жизни мнѣ приходилось при своихъ научныхъ занятіяхъ имѣть дѣло съ книгами, просуществовавшими на свѣтѣ не менѣе четырехсотъ лѣтъ, и внѣшній видъ ихъ былъ положительно не новѣе этого кодекса, хотя и ихъ очень мало читали до меня: нѣкоторыя были даже не вездѣ разрѣзаны.
Особенно же интереснымъ показалось мнѣ въ Синайскомъ кодексѣ внутреннее состояніе его пергамента. Листы его очень тонки, прекрасно выдѣланы и, что всего поразительнѣе, сохранили свою гибкость, нисколько не сдѣлались хрупкими! А это обстоятельство очень важно для опредѣленія древности.
